ДАРЬЯ ДЕМИДЕНКО: Расскажите, пожалуйста, о себе и о том, как вы пришли к тому, чтобы стать художницей?

ЭМИ БАССИН: Я родилась в семье среднего достатка в пригороде Нью-Йорка. У меня было все, что душе угодно – чудесный дом, любящие родители, но, когда я была совсем маленькой, в нашей семье случилась трагедия – одна из моих сестер умерла от рака в возрасте шести лет.

Мое взросление было омрачено этим травматичным событием, смертью сестры, и, думаю, это и побудило меня стать художницей. Так как у меня не было способа справиться с этим горем при помощи слов, я задействовала свою интуицию, и она стала основной движущей силой моей работы.

Я заметила, что, если изучить жизнь многих художников, обнаруживается, что у них в детстве случилась какая-то травма, которую они прорабатывали, обращаясь к искусству.

А если говорить менее серьезно, то, когда я еще ходила в детский сад, однажды я опоздала и пришла к моменту, когда остальные дети наводили порядок после изготовления бумажных поделок – красных пожарных машин. Я ужасно расстроилась оттого, что пропустила этот урок; помню, что именно в тот момент я решила, что всю жизнь буду делать свою версию “маленькой красной пожарной машины”.

ДД: Как ваши родители отреагировали на ваше решение стать художницей?

ЭБ: Я выросла в либеральной семье. Мои родители были иммигрантами из России и Польши в первом поколении, поэтому выбивались с самых низов, а их родители подчеркивали, как важно получить образование и стать профессионалом. Ты мог выбрать один из трех вариантов – стать врачом, юристом или педагогом. Так что, когда я захотела пойти в художественную школу, они были не слишком счастливы, ведь так никто не поступал. Нужно же получить профессию, а искусством заниматься в свободное от работы время, так как это не настоящая работа. Мне пришлось взбунтоваться и бороться с этими убеждениями. Я поступила на подготовительные курсы медицинского, но бросила их после двух лет учебы и пошла в художественную школу. Но меня терзало чувство вины, и художественную школу я тоже бросила. Я не была готова к таким большим переменам. Я переехала в Нью-Йорк, и там снова пошла в художественную школу. Мои родители поддерживали меня в том, чтобы получить ученую степень. Мама спрашивала, неужели я собираюсь жить на улице. В конце концов, я устала работать ради того, чтобы оплачивать аренду квартиры и одновременно заниматься искусством, и решила посвятить себя исключительно творческой карьере. Тогда, пять лет назад, у меня была возможность полностью сфокусироваться на моей работе и это было прекрасно. Сейчас моей маме 94 года, но в 91 она начала рисовать без остановки, и я включила ее в выставку виртуального искусства, проводимую музеем на Лонг-Айленде. В обоих моих родителях была эта артистическая жилка, которую им пришлось подавить из-за того, что от них требовали их семьи.

ДД: Одной из основных тем ваших работ является изображение женщин и женственности. Что побуждает и вдохновляет вас на исследование этой темы?

ЭБ: Ну, я – женщина и по-прежнему живу в мире, управляемом мужчинами и объективирующем женщин.

Проектом, посредством которого я напрямую исследовала то, как женщины борются со своим угнетением, стала серия самодельных «книг художника», выставлявшаяся на противоречивой выставке – Первой Феминнале Современного искусства в Национальном музее изобразительных искусств Кыргызстана в декабре 2019 г. Как только выставка была открыта, начались протесты экстремальных фундаменталистов, потребовавших, чтобы кыргызские власти применили цензуру и убрали восемь наиболее провокативных работ. Директору музея и кураторкам, Алтын Капаловой и Жанне Араевой, еще несколько месяцев приходили письма с оскорблениями и угрозами смерти. Все это вызвало волну поддержки со всего мира, от ООН до СМИ, таких как The New York Times и ArtNet.

Это просто открыло мне глаза на масштабы и глубину цензурирования таких тем, как сексуальное насилие и угнетение женщин в этой части мира.

Алтын Капалова долгое время была в полном отчаянии, но она не сдается. Она планирует вторую Феминнале.

ДД: Некоторые ваши фотопроекты, исследующие женщин, построены на телесности взаимодействия главных героинь и покрывающих их материалов. В чем состоит суть создаваемой вами связи между женской идентичностью и удушением?

ЭБ: Эти образы возникли, когда Трамп был избран президентом и я боялась, что его администрация уничтожит американскую демократию. Поэтому частично они отражают антиутопическое тоталитарное будущее, в котором можно лишить женщин ВСЕХ прав. Также в то время я смотрела “Рассказ служанки” (сериал сервиса Hulu, основанный на романе писательницы Маргарет Этвуд), который тоже вдохновил эту работу.

ДД: Что вы думаете об отличии мультимедийного искусства (использующего образы, текстуры и тексты) от художественных работ, применяющих лишь одно средство, в смысле эффекта, который они производят на аудиторию?

ЭБ: Начнем с того, что я не могу говорить о том, какой эффект мои работы оказывают на других людей.

Что касается принятия решения относительно того, использовать ли образы и текст, или же только образы, я думаю, что в большинстве случаев форма обуславливается содержанием.

Говоря предметно, моя работа Altared Truth Prayer Cards («Молитвенные карты алтарной правды»), фрагменты которой опубликованы в вашем журнале ANGIME, была создана, чтобы привлечь внимание к широкой распространенности сексуальных надругательств над детьми в Католической церкви. Я изменила изображения на лицевой стороне католических карт с молитвами и отредактировала текст молитв на обратной стороне, создав стихи в жанре erasure («стирание»), чтобы выразить мое представление о том, как молятся жертвы и как они просят о помощи.

ДД: Расскажите, пожалуйста, в чем суть техники «деколлаж», которую вы тоже используете?

ЭБ: Деколлаж, в искусстве, является противоположностью коллажа: вместо изображения, собранного из других изображений или их кусочков, деколлаж создается путем отрезания или отрывания кусочков от оригинального изображения, или, в моем случае, отрезания и обрывания предметов вместо изображений. Я применила эту технику в новейшей серии, In Praise of Strong Spines («Во славу крепкого хребта»). Я была вне себя от ярости из-за администрации Трампа, и в отместку начала резать книгу о Трампе. Изначально, разрушительный акт разрезания дал выход моему гневу, но одержимость этим процессом стала чем-то медитативным. Когда я закончила, то прикрепила книги к стене и увидела, что книга полностью трансформировалась, превратившись в скульптуру. И хотя, разрезая и разрывая, я применяла технику деколлажа, я отношу эти работы к скульптурам.

ДД: Как вы выбираете техники для воплощения своих идей? К примеру, среди более поздних работ больше коллажей.

ЭБ: В серии Altared Truth Prayer Cards, поскольку я старалась мыслить с позиции пострадавших, я старалась применить бытовые материалы, которые, вероятно, могли бы быть под рукой у ребенка или подростка, подвергнувшегося надругательствам. Поэтому я использовала лак для ногтей, тонкий разноцветный скотч, я расцарапывала [материалы] в качестве акта разрушения... все эти предметы были формой, поддерживающей содержание. Я хотела использовать материалы, которые можно найти в доме, а не в магазине художественных товаров.

ДД: Как вы устанавливаете взаимосвязь с материалами, с которыми работаете во время создания своих работ?

ЭБ: Я написала стихотворение, описывающее этот процесс в моем творчестве:

режь, рви, молоти, составляй, скрепляй.
вопи, сверли, мечтай.
жарь, плачь, вздыхай, летай.
нанизывай, читай.
сжимай, лакай, моргай, смекай.
видь, будь.
когтѝ, топи, соломинку схвати, черти.

вознеси, запятнай, краской изгваздай.
молись, ярись.
беги, шути, сверши.

ДД: Вы рассматриваете процесс создания искусства больше как медитативный акт или же как способ получить конечный продукт?

ЭБ: И то и другое.

После начала всемирной пандемии, локдауна, политических, социальных и расовых беспорядков в США, моя работа стала все более и более медитативной. Я получила огромное облегчение и отвлеклась, создавая искусство.

ДД: Вы – художница, работающая в разных странах. Как вам удалось найти вашу аудиторию?

ЭБ: В 2009 году я почувствовала себя изолированной как художник и начала искать артистические сообщества онлайн. Я проводила долгие, полные стресса часы, занимаясь интерактивной рекламой, что было хотя и креативным, но также и корпоративным процессом, а я всего лишь хотела связаться со своим артистическим племенем.

В 2009 году, до наступления эры Фейсбука, я встретила чудесную, потрясающую бразильскую художницу, Соню Гиль, на теперь уже несуществующем сайте онлайн-сообщества художников ArtMesh. Мы начали виртуально работать вместе, а также поддерживать друг друга в наших творческих изысканиях. Это было так здорово, продуктивно и глубоко, что мы решили наладить связь с другими художниками со всего света, основать глобальный арт-коллектив и сотрудничать друг с другом виртуально.

Вскоре мы со-основали Urban Dialogues («Городские диалоги»/ГД) с группой из десяти художников с пяти континентов, представителей разных городов и культур, экспериментируя в совместных работах, которые объединили наши глобальное разнообразие и артистическую схожесть. В группу вошли: Соня из Рио-де-Жанейро, я из Нью-Йорка, и дополнительные участники из Бельгии, Чешской Республики, Испании, Токио, Нигерии и Индии.

Сегодня, 11 лет спустя, я до сих пор поражаюсь тому, чего мы достигли. Я путешествовала по всему миру, создавала искусство, нашла поддерживающее сообщество художников и обрела глубокие дружеские отношения на долгие годы.

В 2011 году бельгийский художник Фри Я. Якобс стал куратором первой выставки «Городских диалогов», ОТЛИЧИЯ?/СХОДСТВА! Также вместе с членами ГД я принимала участие в арт-резиденциях в Словакии, а в 2018 году Соня Гиль и мой нью-йоркский партнер в искусстве, Марк Бликли, совместно курировали арт-резиденцию и выставку в столице Португалии Лиссабоне. Некоторые из нас встречались в Берлине, чтобы познакомиться с местным арт-сообществом. В прошлом году мы начали обсуждать идею совместной арт-резиденции в Шанхае, но пока все переговоры приостановлены до конца пандемии.

ДД: Очень интересно узнать о ваших отношениях с "книгой" из последней серии работ, а также в других ваших проектах. Что вас так захватывает [в книгах]?

ЭБ: Определенно, на мое творчество существенно влияет моя любовь к чтению и мое благоговение перед писателями.

Когда я читаю, я всегда визуализирую слова писателей, их персонажи живут в моей голове. Мне нравится то, как книги могут сжимать время, память и историю и освобождать мое воображение. Именно это происходит в этом маленьком предмете, книге.

Недавно я говорила с художественным редактором журнала Angime Патрисией Коулмен, и она провела параллель между моей работой с книгами и цитатой из французского поэта Стефана Малларме: “Все в мире существует, чтобы в конце концов стать книгой”.

ДД: Как ваша работа в рамках этой серии становится ответом на вашу работу с поэзией, прежде всего, с поэтом Марком Бликли?

ЭБ: Писатель Марк Бликли оказал невероятно положительное влияние на мою работу и жизнь. Очень многими моими недавними творческими свершениями я обязана ему, его поддержке и помощи. Он помог мне объединить мою интуитивную природу с более концептуальными идеями, коренящимися в текущих событиях и социальной несправедливости.