АЙБАРША КАЖЫАКПАР: Что сегодня происходит в современной казахской поэзии – как в самом Казахстане, так и за его пределами: в Китае, Турции, Монголии, Узбекистане, Европе и США – в любой стране, где на казахском языке создаётся что-то действительно важное и актуальное?

ТЛЕК РЫСБЕК: В современной казахской поэзии не так много молодых казахоязычных поэтов, которые пытаются отказаться от традиционного стиля и двигаться в новом направлении. Можно предположить, что это связано с тем, что работы поэтов-модернистов мира начали повально переводить на казахский язык. Однако многие писатели, которые являются сентименталистами и традиционными классиками, и которые верят в то, что поэзия – священный дар, мистически унаследованный ребёнком от бога или пращуров, считают искателей иных, новых путей заблуждающимися или экспериментаторами. Такова общая ситуация с казахоязычной поэзией в современном Казахстане, Китае и даже в Турции. Что касается трендов, то все отвергают всех. Агрессия зашкаливает.

АК: Ваша поэтика шагнула довольно далеко вперёд или, можно сказать, куда-то в сторону от магистральной линии знакомой нам всем по учебникам, по книжным и журнальным публикациям казахской поэзии, так что она вполне себе радикально отличается от привычных форм традиционной степной поэзии. Как вы пришли к этому? Что повлияло на вас при выборе жизненной и творческой стратегии? Почему ваши стихи заговорили именно таким необычным языком, а ваш голос стал так не похож на голоса остальных поэтов?

ТР: Возможно, к поэзии меня привели мои комплексы. Я родился в этнической казахской семье в Синьцзяне, воспитывался у бабушки, любил слушать сказку «Ертостик», а позже стал интересоваться знаменитыми китайскими мифологическими произведениями – такими как «Путешествие на Запад» и «У воды». Фильмы Marvel «Бэтмен» и «Супермен» только-только начинали переводить на казахский язык. В то время я был пионером. Я очень любил мечтать. В детстве, после возвращения в Казахстан с семьёй, у меня было много комплексов, я не мог освоиться здесь, потому что новый мир оказался не таким, каким я его себе представлял. Мои комплексы научили меня одиночеству, и, может быть, я написал своё первое стихотворение в попытке принять и полюбить себя. Иногда создаётся впечатление, что все мои работы были написаны ещё в детстве. Сейчас я интересуюсь связью между советской архитектурой и Корбюзье, треугольными домами, Тарковским и Антониони, китайскими лапшичными и креслами-корзинами, сотрудниками Хабар и Морти, послом Китая в Казахстане и Хокусаем. Если бы меня попросили объяснить стихи на языке музыки, я порекомендовал бы послушать джаз и блюз, Майлза Дэвиса и Би Би Кинга, Чака Берри и Жака Бреля.

АК: Поэзия каких стран и каких эпох вам наиболее близка и чем именно? Кто в мировой поэзии произвёл на вас самое яркое впечатление? А вообще насколько хорошо она представлена на казахском языке: зарубежная классика, модернизм и важные современные авторы? Регулярно ли появляются переводы? Кто этим, как правило, занимается: профессиональные переводчики, сами литераторы или же это делают люди, скромно называющие себя любителями, ценителями настоящей поэзии, которые радеют о развитии родной литературы? Какое место, по вашему мнению, занимают переводы зарубежной поэзии в сознании казахских авторов?

ТР: В поэзии мне нравится всё новое. На мой взгляд, язык поэзии не похож на язык кино, это, скорее, музыка без затверженных нот, наподобие джаза или блюза. Меня живо интересуют китайская модернистская поэтика «туманных поэтов» и русская концептуальная поэзия, в частности, работы Хай Цзы, Гу Чэна, Бэй Дао, Пригова, Кибирова, Рубинштейна. Из западных поэтов мне нравятся стихи Георга Тракля и Элиота, Бродского, Боба Перальмана. Я познакомился с Георгом Траклем через Хайдеггера, стихи Боба Перальмана нашел в книге Бекета Нуржанова и полюбил их, а Элиот и Бродский уже давно мне близки. Что касается перевода, то на казахский язык было переведено немало книг, но, к сожалению, их невозможно найти в книжных магазинах. Непереведенных модернистских авторов также очень много. Литературный клуб «Солақайлар» вызвался и перевел на казахский язык работы ряда авторов, включая Франца Кафку, Джеймса Джойса, Борхеса и Элиота, но из-за отсутствия поддержки и авторских прав не смог создать крупномасштабные проекты. Перевод – это тяжелая работа, требующая сил и времени, но я считаю, что для того, чтобы совершенствоваться, современные молодые писатели должны практиковаться в переводческом труде.

АК: Что касается переводов ваших произведений на другие языки: как вы их воспринимаете? Достоверно ли они передают ваш стиль, образную систему, атмосферу стихов или всегда остаются сомнения? Что для вас значит такое событие как появление стихов, подписанных ваших именем, но звучащих на неродном для вас языке и, возможно, не вполне точно передающих идею каждого отдельного текста? Вы принимаете переводы и, в конце концов, смиряетесь с неизбежными разночтениями или пытаетесь работать с переводчиками, чтобы найти более релевантную форму? Иначе говоря, чем являются для вас переводы: переложениями всё-таки ваших стихов или новыми произведениями, написанными другими авторами на других языках по мотивам ваших стихов?

ТР: Я не считаю свои стихотворения импрессионистской поэзией. Думаю, достаточно, по возможности, поговорить с переводчиком о стихотворении.

АК: Каким вы видите будущее родного языка? Оно внушает оптимизм или, наоборот, вызывает опасения – другими словами, как вы думаете: язык развивается или постепенно усыхает по причине того, что в результате известных исторических событий часть этнических казахов перестала видеть в родном языке нечто сущностно важное для самоидентификации?

ТР: Язык – это не просто средство общения, это еще и носитель культуры. Согласно гипотезе Сепира-Уорфа, язык влияет на когнитивные способности человека. Если исчезнет язык, то ​​исчезнет и культура нации. Следовательно, исключение языка из сферы повседневного употребления – означает отказ от культуры и истории определённого народа. Только люди, говорящие на языке, определяют путь его развития, поэтому будущее зависит от них. Я верю в будущее своего языка так же сильно, как верю в себя. А тем, кто настроен скептически, рекомендую почитать книги по социологии или работы известного лингвиста Торе Янсона.

АК: Давайте поговорим о будущем и настоящем поэзии на казахском языке. Безусловно, они неразрывно связаны с бытованием языка и сильно зависят от его самочувствия. А каким они видятся вам? Какие возможности роста вы можете назвать, в чём видите перспективу для себя и в целом для казахской поэзии? Чей творческий путь кажется вам особенно интересным?

ТР: Национальные языки, такие как английский, испанский и итальянский, развивались, прежде всего, благодаря большому вкладу поэтов и писателей того времени. Например, знаменитый автор «Божественной комедии» Данте Алигьери был не только поэтом, но и идеологом, политиком. Не все знают о том, что Данте написал отдельный трактат о языке. В то время книжная латынь была ещё доминирующим языком в Европе. Тем не менее, Данте разработал новую языковую норму и начал применять её в своих произведениях. По словам лингвиста Торе Янсона, Данте просто не мог найти названия для нового языка. После смерти поэта было необходимо дать название созданной им языковой норме. Таким образом язык получил официальное название итальянского или lingua italiana. Как мы видим, Данте не ограничивался поэзией. Это отличный пример того, что в процесс создания языка должны быть вовлечены не только политики, но также поэты и писатели. Это показывает насколько огромное потенциальное влияние на будущее языка они могут оказать. В Испании развитие литературы совпало с XVI-XVII веками, когда Сервантес написал «Дон Кихота». В английской же литературе ведущую роль сыграл Шекспир, он работал очень активно. Следует отметить, что в то время между национальными языками шла борьба за доминирование, поэты и писатели из Франции, Испании и Великобритании были на острие борьбы. Эта конкуренция, в свою очередь, привела к созданию уникальных произведений. Можно уверенно утверждать, что Шекспир создал английский язык, а Сервантес – испанский.

АК: Можете ли сказать, положа руку на сердце, что, несмотря ни на какие противоречия, в Казахстане ведётся диалог традиционной казахской поэзии с ищущей новые пути, так называемой авангардной? Или они существуют в изоляции друг от друга? А как обстоят дела с диалогом с русской поэзией в Казахстане (которую, как известно, олицетворяют представители самых разных этносов, в том числе этнические казахи)? И насколько уместно говорить о диалоге современной казахской поэзии с мировой?

ТР: Традиционалисты думают, что они всегда правы. Однако большинство государственных служащих пишут традиционные стихи. Что касается русской поэзии Казахстана, я очень хорошо с ней знаком. Особенно слежу за творчеством Ербола Жумагулова, Юрия Серебрянского, Каната Омара, Павла Банникова, Ануара Дуйсенбинова, Айман Кодар, Елизаветы Цой, Аурелии Акмуллаевой, Рамиля Ниязова и многих других авторов. По-моему, если сравнивать с положением дел в казахоязычной поэзии, поэзия Казахстана находится в куда большем диалоге с мировой.

АК: Как лично на вас повлиял такой беспрецедентный опыт человечества как пандемия COVID-19? Вы осознали что-нибудь для себя, открыли что-то новое в природе человека и общества? За это время у вас появились новые тексты или это глухое время подействовало на вас угнетающе?

ТР: Для меня пандемия COVID-19 – очень тяжелое и поучительное время для всего человечества. Если мы всей планетой не примем меры по предотвращению экологических катастроф и эпидемий, будет неудивительно, если вместо нас писать стихи придётся мышам.

АК: На какой вопрос вам самому хотелось бы ответить, но его никогда не задают?

ТР: Свобода и ещё раз свобода.